Крестьянский выигрышный заем 1924

В сегодняшней России как эксперты, так и чиновники говорят о необходимости потуже затянуть пояса. Спорят, у кого забрать «лишние» деньги — у пенсионеров или у «оборонки». Во времена СССР государству тоже, бывало, не хватало средств на текущие расходы и амбициозные проекты. И тогда власти занимали деньги у сограждан. Причем их желание ссужать государство деньгами было вопросом чисто техническим.

Последние события в Греции наглядно показывают, что острая нужда в деньгах способна сделать сговорчивым даже очень гордое и очень левое правительство. Но в 1920-е годы молодой Советской Республике, восстанавливавшейся после гражданской войны, давать взаймы не хотел никто. И дело не в том, что «проклятые империалисты» решили отомстить за пролетарскую революцию. Просто пришедшие к власти радетели о народном счастье в феврале 1918 года объявили дефолт по всем обязательствам царского правительства на 18,5 миллиарда рублей золотом. Соответственно, режиму, который не признает прошлые долги, никто давать в долг не хотел.

Стране нужна была денежная реформа. «Совзнаки», которыми правительство большевиков поначалу заменило прежние деньги, не очень-то признавались за платежное средство. А на черном рынке продолжали ходить золотые монеты царской чеканки и иностранная валюта.

Любопытно, что, когда народный комиссар рабоче-крестьянской инспекции Александр Цюрупа (тот самый, который проводил конфискацию зерна у крестьян) ознакомил со своим проектом Владимира Ленина, занимавшего пост председателя Совнаркома, тот назвал идею хлебного займа «самообманом». Тем не менее народному комиссару финансов Григорию Сокольникову удалось убедить вождя в необходимости такого займа.

Так основным кредитором советского правительства на долгие годы стало население страны. В мае 1922-го постановлением Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) — органа, совмещавшего законодательную и исполнительную власть, был выпущен первый «хлебный заем». Он предназначался для крестьян, у которых сначала изымали зерно в ходе продразверстки (то есть отнимали все), а затем заменили ее продналогом (отбирали только часть).

Теперь же крестьянин, купивший за деньги облигацию, получал право получить определенное количество зерна по истечении срока погашения. Скидка с номинала давала доход 9-11 процентов, а сам номинал ценных бумаг составил 10 миллионов пудов ржи. Погашение начиналось через полгода после начала эмиссии, а заканчивалось через восемь месяцев. Погашалась бумага тоже натурой, то есть рожью.

Пока шло лето, крестьяне, несмотря на активную агитацию, не спешили покупать непонятные им бумажки. Однако к осени, когда начался сбор продналога, на рынке хлебных госзаймов начался настоящий bullish trend (растущая тенденция): крестьяне скупали бумаги, смекнув, что облигациями очень удобно платить продналог: не нужно тратить силы и время на доставку зерна до ссыпного пункта.

В результате большевикам удалось выручить сумму, примерно равную 25 процентам средней массы денежного обращения страны за май. Это позволило сократить объем эмиссии бумажных денег. Успех стимулировал власти к выпуску в 1923 году второго «хлебного займа» — уже на 30 миллионов пудов. Он был довольно быстро раскуплен, поэтому объем эмиссии увеличили до 60 миллионов пудов, а затем и до 100 миллионов. В том же году проведен «сахарный заем», который погашался как деньгами, так и сахаром. Этот выпуск облигаций также был успешно распродан. С марта 1924-го, в связи с завершением денежной реформы, облигации погашались только деньгами.

По сути, первые крестьянские займы были замаскированным продналогом, однако постепенно советскому правительству удалось с их помощью подготовить выпуск денежных займов.

Воодушевившись возможностью занимать у своих граждан, правительство РСФСР выпустило несколько Крестьянских выигрышных займов. О том, как они работали, в очень доступной форме рассказал пролетарский поэт Владимир Маяковский:

Конечно, выигрыш — счастье,
Но в счастье и сам принимай участие.
На облигации выигрывают три раза в год,
Но дурни болтают: им везет.
Счастливчик тысячу выиграл Иванов,
Счастье ко мне и не придет оно.
Скулит и завидует Иванову Ваня,
А у самого ни одной облигации в кармане.
Облигаций нет, а скулит тоже.
Без облигаций и счастье никакое не поможет.
Граждане, мало счастливым быть,
Для счастья надо и облигации купить.

Вот более подробно:
А теперь возобновим в мозгу своем
То, как выгоден крестьянский заем.

Каждый в крестьянском мире
Помни про эти выгоды четыре.

1) Каждому бережливому заем люб:
платишь 87 копеек, а получаешь рубль.
2) Купившему облигацию в конце года
на каждый рубль — пятак дохода.
3) По каждой облигации каждый из вас
может выиграть тысячу шесть раз.
4) А если нужда крестьянскому люду,
под облигацию сразу получишь ссуду.
Прослушав радио, сейчас же встаем
и бежим покупать крестьянский заем.

Советская власть развернула широкомасштабную агитацию с призывами подписываться на облигации. В нее включились ведущие деятели культуры. Стихи и частушки Маяковского, обращенные к крестьянам, — часть этой кампании. Сложно представить, что глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, который тоже пишет стихи, начал бы использовать свой поэтический дар для убеждения россиян открывать индивидуальные инвестиционные счета. А в то время участие поэтов, писателей и художников в финансовом просвещении населения было в порядке вещей. Так, Александр Фадеев демонстративно пускал серьезную долю своих гонораров и государственных премий на покупку облигаций.

Знаменитый «сеятель» на плакате, нарисованном Остапом Бендером в романе Ильфа и Петрова «12 стульев», рекламировал как раз десятипроцентный выигрышный заем 1927 года. А пароход, на который попали Бендер и Воробьянинов под видом художников, участвовал в агитационном круизе по Волге с призывом покупать облигации. Собственно, сюжет этот возник потому, что сам Илья Ильф побывал на таком агитационном пароходе в командировке, освещая тираж IV крестьянского выигрышного займа для газеты «Гудок».

С 1922 по 1927 год было выпущено четыре краткосрочных займа со сроком погашения менее одного года, семь среднесрочных займов — от одного года до пяти лет — и пять долгосрочных — свыше пяти лет. Всего 16 выпусков облигаций номиналом от одного до миллиона рублей.

С марта 1924 года резервные и запасные капиталы госучреждений и предприятий размещаются в государственные и гарантированные правительством процентные бумаги — облигации внутреннего займа. Ставки тоже различались в зависимости от срока. Первый, второй, третий и четвертый госзаймы размещались под 8 процентов, краткосрочный заем — под 5 процентов, а внутренний заем 1927 года — под 12 процентов. Впоследствии деньги, занятые у граждан, стали источником средств для социалистической индустриализации.

Если до 1927 года государство занимало, главным образом, у обобществленных крестьянских хозяйств, то потом облигации стали распространять среди трудящихся в городах — по подписке. Так был размещен Государственный заем индустриализации народного хозяйства СССР.

При новом способе распространения займов пришлось увеличить количество выигрышных выпусков. Облигации выпускались мелкими купюрами с небольшими суммами выигрышей. Правда, количество выигрышей резко возросло. Распространялись бумаги также в ходе широких общественных кампаний в добровольно-принудительном порядке. Займы стали более долгосрочными: у большинства срок обращения был десять и более лет.

В 30-е годы число облигаций резко выросло: было выпущено 24 займа. С 1933-го начали устраивать «дни займодержателя и вкладчика», чтобы было легче выявлять и выплачивать невостребованные выигрыши. Сами ценные бумаги оформлялись рисунками, иллюстрирующими индустриализацию страны. Одна серия носила название «Пятилетка в четыре года».

Профинансировав займами индустриализацию, правительство Советского Союза занялось укреплением обороны СССР. Примечательно, что соответствующие облигации выпустили в 1937-м, когда никакой войны еще не было, а через два года СССР и Германия подписали пакт о ненападении.

С началом войны также потребовались средства, и в сентябре 1942 года был выпущен 20-летний выигрышный военный заем. Выпуск делился на разряды по 100 миллионов рублей в каждом; облигации имели номиналы 500, 200, 100, 50, 25 и 10 рублей.

Получается, что во всех случаях, когда советской власти требовались деньги, она прибегала к помощи населения. Отказ покупать облигации был равносилен нелояльности советскому строю, поэтому спрос на бумаги являлся гарантированным.

Когда в 1957 году подошел срок погашения процентных займов 1927-го, тогдашний советский лидер Никита Хрущев заявил с трибуны XXI съезда партии: «Миллионы советских людей добровольно высказались за отсрочку на 20-25 лет выплат по старым государственным займам. Этот факт раскрывает нам такие новые черты характера, такие моральные качества нашего народа, которые немыслимы в условиях эксплуататорского строя». Другими словами, советское правительство официально объявило дефолт по обязательствам перед собственными гражданами, как обычно выдав его за «многочисленные просьбы трудящихся».

Люди старшего поколения рассказывали, что в детстве они играли облигациями госзайма. Это иллюстрирует отношение граждан к данным бумагам: никто не верил, что их когда-нибудь погасят. Однако находились и те, кто покупал облигации даже сверх навязанной государством подписки, считая, что таким образом помогают своей стране. Беспримерный цинизм Хрущева многие воспринимали за чистую монету.

Последний советский тираж облигаций был выпущен в 1982 году. К тому времени патриотизм граждан уже иссяк, а механизмы принуждения к покупке облигаций утратили силу. Тем не менее находились отважные заемщики.

Так, житель города Шуя Ивановской области Юрий Лобанов накупил бумаг тиража 1982 года на целых 20 тысяч советских рублей. Когда в 1991-м СССР распался, пенсионер не смирился с утратой своего состояния и выиграл дело в Европейском суде по правам человека, получив в качестве компенсации более 37 тысяч евро.

Основная же масса населения СССР усвоила урок: с государством не стоит иметь общих финансовых дел. Это недоверие люди принесли с собой и в новую Россию.